моя мамаша, на которую она была похожа.
— Это и есть твой дом, Костя? Симпатичный. Уютный. И сад имеется! — воскликнула бомжиха, когда мы с ней, поднявшись на бугор, вышли к деревне.
Небольшой кирпичный домик моей покойной бабки находился с краю, возле пруда. И дорога, по которой мы шли, прямиком вывела нас к нему. Сама деревня, как и большинство русских деревень, не состояла из одного единого целого, а имела несколько концов, и они по разному назывались. Хотя являлись на карте общим названием с деревней.
Улица, на которой находился дом моей бабки, состояла из десятка домов и называлась » Выселки». А основная деревня была выше, на бугру. Там находилось правление колхоза, клуб, магазин и животноводческие фермы, а также мастерские.
Сейчас, правда, вся жизнь в некогда большом колхозе остановилась с его распадом. А мастерские и животноводческие фермы заросли травой и молодыми берёзками. Люди уехали из деревни в город искать лучшую жизнь. Остались только старики и старухи, которым некуда было податься. Но их было мало. Летом приезжали дачники. А зимой жизнь в деревне замирала.
Дом моей бабки был последним на улице. И выходил огородами к пруду.
Летом я в нём купался и ловил на удочку жирных карасей. Соседские дома рядом были пустые и поросли бурьяном. И лишь вначале улицы жили люди. Несколько местных старух. Но они уезжали на зиму в город к детям.
Раньше отсутствие рядом соседей меня тяготило. И я, как правило, не оставался надолго в бабкином доме. Но сейчас подобное обстоятельство мне было на руку. Никто не увидит в моем доме взрослую женщину с седыми волосами. И некому будет распускать про нас сплетни. И главное, моя мать в таком случае не узнает, с кем я живу в бабкином доме.
— Вы ещё внутри не видели, тётя Галя. Он снаружи хорошо смотрится. И внутри тоже. Нам хорошо будет в нём вдвоём жить. — ответил я бомжихе и увидел в её глазах материнскую ласку ко мне.
Она была для меня по возрасту матерью. И станет моей зрелой любовницей и хозяйкой в доме. Это она сейчас выглядела забитой и подавленной. А когда приживется, то ещё командовать мной начнёт. Я чувствовал в этой женщине какую-то скрытую силу. Но мне было всё равно. Главное переспать с ней. Узнать, что это такое. А потом будь что будет.
И будь тётя Галя какой-нибудь действительно забитой и мягкотелой. Я бы потерял к ней всякий интерес. Мне по душе были зрелые, опытные самки, злые и энергичные. Такие, как моя мать Света. Она никому не давала спуску и жила в свое удовольствие, ебясь с чужими мужиками на стороне.
— Вот кухня. А в другой половине зал и спальни. Присаживайтесь, тётя Галя. Теперь это не только мой дом. Но и ваш. И я хочу, чтобы вы стали в нём хозяйкой. — сказал я бомжихе, зайдя с ней в дом.
Я ей соврал на стадионе, что пойду домой за ключом. Он был тут, в деревне и лежал в газовом ящике под баллоном с газом. Хотя в деревне жило мало народу, но воровства как такового не было. По домам не лазили. И у бабки в доме был газ в баллоне и стояла газовая плита на кухне. А так же имелось электричество. За которое исправно платила моя мать. В надежде, что я когда-нибудь от неё съеду и поселюсь в бабкином доме.
— Нам пока блока сигарет на два дня, я думаю, хватит. А в понедельник я поеду в город и куплю ещё блок. — говорил я сидящей на стуле бомжихе, выкладывая из рюкзака продукты и сигареты.
Я видел, какими голодными глазами она смотрела на колбасу и другие закуски, которые я доставал из рюкзака и часть из них ложил в стоящий рядом холодильник «Ока «. Бомжиха хотела есть, но, к ее чести, еду у меня не просила.
— Давайте по сто грамм, тётя. За знакомство. И за наш общий дом. Да и перекусить немного не помешает. Вы, наверное, голодная. Да и я тоже. Время обедать пора. А потом я пойду готовить баню. Она быстро топиться. — предложил я бомжихе, раскладывая на столе закуску прямо на газете.
— Я водку не пью. Только вино раньше пила. Но с тобой выпью, Костя. И за знакомство. И за этот прекрасный дом. Мне он очень нравится. — бомжиха встала из-за стола, беря из моих рук налитую рюмку, и выпила вместе со мной, при этом замахав возле рта ладошкой, словно это была не водка, а спирт.
— Закусывайте. Закусывайте, тётя Галя. Это пока. А потом к вечеру мы с вами каши или макарон с тушёнкой сварим. Голодные не будем сидеть. В понедельник я домой поеду, и мать мне ещё целый рюкзак провизии наложит. Когда узнает, что я буду в деревне жить. — сказал я женщине, показывая ей на закуску, разложенную на столе.
Хлеб, колбасу, буженину и сыр с селедкой я порезал ножом прямо на газете и, видя, что бомжиха стесняется, наложил колбасы с сыром на ломоть хлеба и протянул этот бутерброд ей.
— Ой. Спасибо. Еле отдышалась. Я же говорю, что не пила водку. — Галина Николаевна взяла у меня из рук бутерброд с колбасой и стала им закусывать выпитый алкоголь.
Причём закусывала тётя Галя с достоинством. Не набросилась на еду и не глотала её, хотя, возможно, давно не ела. Она откусывала кусочки хлеба с колбасой аккуратно и, доев бутерброд, потянулась к пачке сигарет, которую я, открыв блок, положил на стол, а сам блок пристроил на подоконник.
— Вот одежда. Я ее дома в гардеробе у матери взял. Она должна вам подойти. Вы с ней по комплекции и по росту схожи. — сказал я сидящей передо мной бомжихе, достав из рюкзака пакет с одеждой, и положил его на стол перед ней.
— Спасибо, Костя. Мне переодеться необходимо. А спортивный костюм придётся выкинуть. Но твоя мама не будет тебя ругать за то, что ты без спроса взял у нее в шкафу белье? — с тревогой спросила у меня бомжиха, но пакет с вещами взяла и, сидя за столом, куря сигарету, рассматривала трусы и лифчики, лежавшие в нем.
— Да не будет, тётя Галя. Не волнуйтесь. Это ее старые вещи. И она давно их не носит. Они отдельно у нее в шкафу лежали. И она за них и не хватится. — успокоил я сидящую передо мной бомжиху и, взяв бутылку со стола, хотел налить ей еще водки и себе тоже, но она прикрыла свою рюмку ладошкой.
— Я больше не буду, пока не помоюсь. И тебе не стоит выпивать, сынок. Помоемся. Тогда сядем за стол и как следует отметим нашу с тобой встречу. И моё новоселье справим. — Галина Николаевна назвала меня сынком, и в её голосе появились требовательные нотки.
Бомжиха, прошедшая суровую уличную школу, поняла, что перед ней сидит сопляк, ещё не знавший женщин, и начала потихоньку мной командовать, подтвердив мои предположения. Но я был вовсе не против попасть в подчинение к женщине, похожей на мою мать. Ее я не смог в любом случае выебать. Она меня тут же посадит, если я попытаюсь к ней приставать. А этой я сегодня засажу. Да и она сама мне с удовольствием даст. Как плату за предоставленный кров, еду и сигареты, без которых бездомная не могла долго обходится.
— Только давай договоримся, Костя. Я сама помоюсь. Ты мне покажешь, как мыться в бане. И я помоюсь без тебя. Мне сейчас стыдно показывать свое тело. У меня спина сильно рассчесана. Когда заживёт. Тогда я попрошу тебя потереть мне спину. Но не сейчас. Договорились, сынок? — ошарашила меня бомжиха. Когда я наносил воды в баню и затопил печь, в которую был вмазан котёл и в нем нагревалась вода.
Все это время женщина сидела возле бани на скамейке под яблоней, курила и наблюдала за моими действиями. И когда я закончил, подошла ко мне, держа пакет с чистой одеждой в руках.
— Хорошо, тётя Галя. Как скажете. Раз вы стесняетесь меня. Ваше дело. Там нет ничего сложного. Идемте, я вам покажу. — ответил я бомжихе, по большому счёту обескураженный ее решением мыться одной.
Я так хотел увидеть её голую. Что пока топил баню, у меня хуй стоял колом и не падал. А тут облом. Хотя, может это и к лучшему. В бане я бы не дал ей мыться. Однозначно стал бы приставать. Хрен с ней. Пусть сама моется и смывает с себя вонючий пот. Я ей чистенькой в доме засажу. На диване или на кровати.
Я что, её только мыться к себе домой привёл — подумал я, заходя вместе с бомжихой в баню, где уже было жарко и в котле дымилась горячая вода, а под ним в топке горели берёзовые поленья.
— Вот ковшик, тётя Галя. А это ведра с холодной водой. Черпаете ковшом из котла горячую воду и разбавляете её холодной водой в пустом ведре. И моетесь. Мочалка. Мыло и шампунь. На полке. А полотенце я вам сейчас принесу. И ваше средство от вашей. Оно в рюкзаке лежит. — сказал я женщине, показывая ей на полку, где лежал брусок душистого мыла, стоял пузырек с шампунем и рядом на гвоздике висела мочалка.
— Ты бреешься, Костя? Если у тебя тут станок с лезвием есть. Принеси, пожалуйста. И зубную пасту со щеткой. Я уже несколько месяцев зубы не чистила. Изо рта, наверное, воняет, как из помойной ямы. — попросила меня бомжиха, выходя вместе со мной на улицу.
В бане одетой нечего делать. Жарко. И женщина вышла на свежий воздух.
— Все есть. И бритва с лезвием. И зубная паста. И лишняя щётка найдётся. Подождите меня здесь. Я быстро. — ответил я бомжихе, быстрым шагом идя в дом.
Я сначала не врубился, зачем ей понадобился бритвенный станок с лезвием? Но потом понял. Если она вшивая. То ей лучше всего сбрить волосы под мышками и на лобке. А голову она промоет специальным шампунем от педикулеза.
И то, что она собралась чистить зубы. Говорило о том, что женщина хочет не только смыть с себя пот и запах мочи. Но и чтобы изо рта у нее хорошо пахло. Она однозначно ляжет со мной в постель, и я ее буду целовать в губы. И мне чистоплотность бывшей москвички пришлась по душе. Чего я не любил, так это неряшливых женщин.
— Вот, держите полотенце. Ваше средство. И станок. В нем новое лезвие вставлено. А так же щетка и зубная паста. Щётка неиспользованная — сказал я бомжихе, отдавая ей в руки то, что она просила.
И когда она скрылась за дверью в бане, я присел на лавку под яблоней и закурил сигарету. Мне до одури хотелось встать и зайти внутрь. Я знал, что дверь не закрыта. Крючка на ней не было. Но что-то удерживало меня от этого шага. Да и зачем спешить. Пусть моется. И после надевает

Пожилая мамочка решилась

Рассказ о жене Дианке

Записки шлюхи